Глава седьмая

Москва, России дочь любима, Где равную тебе сыскать?
Дмитриев
Как не любить родной Москвы?
Баратынский
Гоненье на Москву! что значит видеть свет!
Где ж лучше?
Где нас нет.
Грибоедов

В подлинниках приведенные П в качестве эпиграфа строки даны в следующих контекстах:
1) В каком ты блеске ныне зрима,
Княжений знаменитых мать! Москва,
России дочь любима,
Где равную тебе сыскать?
Венец твой перлами украшен; Алмазный скипетр в твоих руках; Верхи твоих огромных башен Сияют в злате, как в лучах; От Норда, Юга и Востока —
Отовсюду быстротой потока
К тебе сокровища текут; Сыны твои, любимцы славы,
Красивы, храбры, величавы,
А девы — розами цветут!
(Дмитриев И. И. Освобождение Москвы II Дмитриев. С. 83)

2) Как не любить родной Москвы?
Но в ней не град первопрестольный,
Не позлащенные главы,
Не гул потехи колокольной,
Не сплетни вестницы молвы
Мой ум пленили своевольной: Я в ней люблю весельчаков,
Люблю роскошное довольство
Их продолжительных пиров,
Богатой знати хлебосольство
И дарованья поваров.
(Баратынский Е. Л. Пиры // Баратынский. Т. 2. С. 25)

3) Чацкий: Помилуйте, не вам, чему же удивляться?
Что нового покажет мне Москва?
Вчера был бал, а завтра будут два.
Тот сватался — успел, а тот дал промах.
Все тот же толк, и те ж стихи в альбомах.


685

Гоненье на Москву! что значит видеть свет!
Где ж лучше?
Чацкий: Где нас нет (д. I, явл. 7).

Смысл тройного эпиграфа в противоречивости его составных частей: одический стиль панегирика, легкая ирония и резкая сатира; изображение историко-символической роли Москвы для России, бытовая зарисовка Москвы как центра частной, внеслужебной русской культуры XIX в. и очерк московской жизни как средоточия всех отрицательных сторон русской действительности. Существен также и диапазон от образца официальной поэзии до цензурно запрещенной комедии (процитированный в эпиграфе отрывок был опубликован в альманахе «Русская талия» за 1825 г. (с. 259—260), но это лишь подчеркивало, что пьеса как таковая дозволена к печати не была.

II, 13 — На душу мертвую давно... — Обращение к теме «преждевременной старости души» звучит неожиданно после того, как проблема эта, поставленная в пушкинских элегиях 1820-х гг. и «Кавказском пленнике», была иронически пересмотрена в первой главе ЕО, а впоследствии обсуждалась П в ходе полемики с Кюхельбекером. Особенность антиромантической позиции П состояла в том, что он не отказывался от разработки тем, волновавших романтиков, а давал им новые решения. Так называемые лирические отступления в центральных главах ЕО явились своеобразной лабораторией, в которой вырабатывались принципы новой лирики — жанра, традиционно наиболее связанного с поэтикой романтизма.
Подавленность П весной и творческий подъем осенью были реальным фактом психофизической индивидуальности и засвидетельствованы рядом источников. Отказ от жанровой маски, скрывающей реальную индивидуальность автора, в сочетании с исключительно тонкой семантико-стилистической игрой, создающей эффект внутреннего многоголосия, позволяли П по-новому разрабатывать традиционные темы романтизма.

IV, 4 — Вы, школы Левшина птенцы... — Левшин (Лёвшин) Василий Алексеевич (1746—1826) — исключительно плодовитый писатель и фольклорист, экономист, масон, сотрудник Новикова. Левшин опубликовал около 90 томов различных сочинений, среди них: «Всеобщее и полное домоводство...» (М., 1795. Т. 1—12); «Словарь поваренный, приспешничий, кандиторский и дистиллаторский...», (М., 1795—1797. Т. 1—6); «Совершенный егер, или Знание о всех принадлежностях к ружейной и прочей полевой охоте...» (СПб., 1779; 2-е изд. — 1791. В 2 т.) и др. Школы Левшина птенцы — поместные дворяне, сельские хозяева.

13—14 — На долгих иль на почтовых... — См. с. 540—541.

V, 2— В своей коляске выписной... — То есть в коляске, выписанной из-за границы, а не изготовленной собственными крепостными или отечественными мастерами.


686

VIII. IX. Х — В черновых рукописях (беловые рукописи этой глав!
Сохранились лишь в незначительной степени) вместо пропущенных строе имелся текст:
VIII
[Но] раз вечернею порою
Одна из дев сюда пришла
Казалось — тяжкою тоскою
Она встревожена была —
Как бы волнуемая страхом
Она в слезах пред милым прахом
Стояла, голову склонив —
И руки с трепетом сложив
Но тут поспешными шагами
Ее настиг младой улан
Затянут — статен и румян
Красуясь черными усами
Нагнув широкие плеча
И гордо шпорами звуча.

IX
Она на воина взглянула, Горел досадой взор его, И побледнела <и> вздохнула
Но не сказала ничего —
И молча Ленского невеста
От сиротеющего места
С ним удалилась — и с тех пор
Уж не являлась из-за гор
Так равнодушное забвенье
За гробом настигает нас, Врагов, друзей, любовниц глас
Умолкнет — об одно<м> именье
Наследник<ов> ревнивый хор
Заводит непристойный спор (VI, 419—421).

8 — Улан умел ее пленить... — Улан — кавалерист, служащий в уланском полку (один из видов легкой кавалерии). В сознании П улан представлял! естественной парой уездной барышни. Ср. в письме П. В. Нащокину 24 ноября 1833 г.: «Жена была на бале, я за нею поехал — и увез к себе, кг улан уездную барышню с именин городничихи» (XV, 96). Ср.: «Уланы, а такие хваты...» (М. Ю. Лермонтов «Тамбовская казначейша»).

XIX, 12 — И столбик с куклою чугунной... — Статуэтка Наполеона.

XXI, 5 — И в молчаливом кабинете... — Выражение «молчаливый кабинет» встречается в ЕО дважды. Ср.: И в молчаливом кабинете
Ему припомнилась пора,

687

Когда жестокая хандра
За ним гналася в шумном свете (8, XXXIV, 9—12).

Выражение это, запомнившееся П, впервые употребил Воейков в «Послании к жене и друзьям». Внимание поэта на него, видимо, было обращено рецензией Семена Осетрова (псевдоним Ореста Сомова) в «Вестнике Европы», в которой в резком тоне анализировалась очень задевшая П статья Воейкова о «Руслане и Людмиле» и параллельно делался ряд язвительных замечаний о собственных стихах Воейкова:
«...Одинокий
И молчаливый кабинет,
От спальни столь далекий.

В разборе поэмы г-на Пушкина сказано было по поводу выражения дикий пламень, что мы скоро станем писать: ручной пламень, ласковый, вежливый пламень <...> если можно сказать: одинокий и молчаливый кабинет, то почему же не написать: сам-друг, сам-третей кабинет: шумливый, бранчливый кабинет?..» (Вестник Европы. 1821. № 4. С. 298).

XXII — Время работы П над серединой седьмой главы (апрель 1828 г., подробнее см. в разделе «Хронология работы Пушкина над романом») совпадало со сложными процессами в творчестве П. В сознании поэта боролись две — в этот период противоположные и не находившие синтеза — тенденции. Первая из них — стремление к историзму, которое толкало П к принятию объективного хода исторических событий в том виде, в каком они даны в реальной действительности. С этих позиций требования, предъявляемые отдельной личностью к истории, третировались как «романтизм» и «эгоизм». Не лишенные оттенка «примирения с действительностью», такие настроения давали, однако, мощный толчок реалистическому и историческому сознанию и определили целый ряд антиромантических выступлений в творчестве П этих лет (от «Полтавы» и «Стансов» до заметки о драмах Байрона). Однако пока еще подспудно, в черновиках и глубинах сознания зрела мысль о непреходящей ценности человеческой личности и о необходимости мерить исторический прогресс счастьем и правами отдельного человека. «Герой, будь прежде человек» (1826) (VI, 411). «И нас они (домашние божества. — Ю. Л.) науке первой учат — / Чтить самого себя» (1829) (III, 193), «Оставь герою сердце! Что же / Он будет без него? Тиран...» (1830) (III, 253) — такова цепь высказываний, которая закономерно приведет к «Медному всаднику» и «Капитанской дочке».
На скрещении двух тенденций образ Онегина получал неоднозначное толкование. Очевидно, был момент, когда П собирался полностью оправдать героя. Такой подход требовал показа Онегина в противоречии со средой и веком, что подразумевало введение ряда существенных эпизодов. Видимо, так и планировал автор, когда в конце отдельной публикации шестой главы (1828) поставил: «Конец первой части» — и, переплетя первые шесть глав в единый конволют, приступил к подготовке их издания отдельной книгой (см.: Томашевский Б. Поправки Пушкина к тексту «Евгения Онегина»


688

Временник, 2. С 8—11). К этому моменту размышлений П, видимо, относится работа над «Альбомом Онегина», который должен был начинаться после XXII строфы, и над первым вариантом описания онегинской библиотеки. И альбом, и состав библиотеки должны были раскрыть перед Татьяной неожиданный, особенно после убийства Ленского, образ героя как доброго человека, который сам не догадывается о том, что он добр:
И знали ль вы до сей поры,
Что просто — очень вы добры? (VI, 615)

Одновременно перед ней должна была раскрыться пропасть между Онегиным и окружающим его обществом. (Ср.: Макогоненко Г. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. М., 1971. С. 174). Вполне вероятно (хронологически это подтверждается), что к этому моменту относились и сюжетные замыслы, которыми П поделился на Кавказе с друзьями летом 1829 г. М. В. Юзефович вспоминал: «...он объяснял нам довольно подробно все, что входило в первоначальный замысел, по которому, между прочим, Онегин должен был или погибнуть на Кавказе, или попасть в число декабристов» (Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 107). Следует отметить, что воспоминания Юзефовича отличаются большой точностью и осведомленностью. Так, он задолго до пушкинистов отверг версию Анненкова о так называемых стихах Ленского — произвольной попытке связать с текстом ЕО некоторые пушкинские элегии (см.: Оксман Ю. Г. Легенда о стихах Ленского. (Из разысканий в области пушкинского печатного текста) // Пушкин и его современники. Л., 1928. Вып. XXXVII. С. 42—67). Юзефович говорит о «декабристском» варианте сюжета как об уже отвергнутом к лету 1829 г. В окончательном тексте седьмой главы победил другой вариант трактовки образа героя — острокритический, разоблачительный, раскрывающий его связь, а не конфликт со средой и эпохой и поверхностный эгоизм.
Тексты альбома Онегина (V, 614—617) близки к ряду непосредственных высказываний П и имеют лирический характер. Ср.: «...и не спорь с глупцом» — «И не оспоривай глупца» («Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» — III, 424); «Цветок полей, листок дубрав...» и далее:
Свою печать утратил резвый нрав, Душа час от часу немеет; В ней чувств уж нет. Так легкой лист дубрав
В ключах кавказских каменеет (II, 266);
«Мороз и солнце! чудный день...» — «Мороз и солнце; день чудесный!..» (III, 183).
Отказавшись от включения альбома в роман, П переработал XXII строфу.
Первый вариант:
Хотя мы знаем что Евгений
Издавна чтенье разлюбил
Однако ж несколько творений
С собо<й> в дорогу он возил
В сих избранных томах —
Пожалуй <?> Вам знакомых


689

Весьма не много [Вы б] нашли
Юм, Робертсон, Руссо, Мабли
Бар<он> д'Ольбах, Вольтер, Гельвеция
Лок, Фонтенель, Дидрот Ламот
Горации, Кикерон, Лукреций (VI, 438)

В дальнейшем характер библиотеки был коренным образом изменен. Второй вариант:
[Хотя] мы знаем что Евгений
Издавна чтенья разлюбил
Лю<бимых> несколько творений
Он по привычке лишь возил —
Мельмот, Рене, Адольф Констана
Да с ним еще два три романа
В которых отразился век
[И] современный человек
Изображен довольно верно
С своей безнравственной душой
[Честолюбивый и [сухой]
Мечтанью преданной безмерно
С мятежным сумрачным умом —
Лиющий <?> хладный яд кругом (VI, 438—439)

5—б стихи имели варианты:
Творца негодного Жуана <вариант «глубокого Жуана>»
Весь Скот, да два иль три романа (VI, 439).

Первоначальный вариант библиотеки Онегина подчеркивал широту его интересов и резко противоречил характеристике интеллектуального кругозора героя в первой главе. Обращает на себя внимание и то, что библиотека, которую Онегин возил «в дорогу», имела философский и исторический характер. Юм Дэвид (1711—1776) — английский философ и историк. Онегин, вероятно, читал его исследование «История Англии от завоевания Юлия Цезаря до революции 1688 г.»; Робертсон Вильям (1721—1793) — английский историк, в библиотеке П имелся французский перевод его труда «История царствования императора Карла V» (1769), который, видимо, он и имел в виду в данном случае, хотя возможно, что Онегин читал французский перевод «Истории Шотландии» Робертсона. Интерес к истории Англии и Шотландии мог быть вызван у него Вальтером Скоттом. Труды Робертсона были широко популярны в декабристских кругах. А. А. Бестужев опубликовал перевод отрывка «Характеры Марии Стюарт и Елизаветы (из Робертсона)» (Соревнователь просвещения и благотворения. 1824. Ч. 26. С. 222—229). Споры по вопросам, поднятым в основных философско-публицистических трактатах Руссо (см. с. 601), Онегин, как это видно из второй главы, вел еще с Ленским. Мабли Габриэль-Бонно (1709—1785) — французский философ, утопический коммунист, автор полемических сочинений против физиократов. Возможно, именно эта сторона воззрений Мабли заинтересовала Онегина, читавшего Адама Смита (см. первую главу) и пользовавшегося физиократическим термином «простой продукт». Мабли был также автором ряда исторических