Возможно, именно интерес к психологии ревности определил выбор этого текста для перевода. С этим же связано и сближение с текстом ЕО: Татьяна смущена «странным с Ольгой неведеньем» (6, III. 3) Онегина; как и Ленский, она испытывает ревность. Этим объясняется неожиданное, казалось бы, совпадение текстов ЕО и перевода из Ариосто.

11—14 — «Погибну», Таня говорит, «...Не может он мне счастья дать». — Романтико-фольклорное сознание героини подсказывает ей жесткие стереотипы для осмысления загадки Онегина: «хранитель» или «искуситель», Грандисон или Ловелас, суженый или разбойник (показательно, что так же мыслит и Ленский — б, XVII, 1—14). Однако влияние романтической литературы, делавшей образ носителя зла обаятельным, фольклорные образы жениха-разбойника, соблазнителя сестры и убийцы брата, с одной стороны, и очевидность того, что Онегин «уж верно был не Грандисон», с другой, заставляют Татьяну видеть в нем именно «погубителя». Литературное воображение героини рисует


667

ей и возможное развитие будущих событий: сладостную гибель девушки, влюбленной в злодея, в духе сюжета «Мельмота» Матюрина («но гибель от него любезна...» — 6, Ш, 12). Ожидания Татьяны во многом совпадали с литературными представлениями читателя онегинской поры, воспитанного на тех же книгах. Именно на их фоне поведение героев по законам обыденной жизни приобретало характер художественной неожиданности.

IV — Высказывалось мнение, что в основе образа Зарецкого лежит реальное лицо — Ф. И. Толстой-Американец (см. с. 632). Даже если это так, П подверг черты реального прототипа существенной переработке.

8 — Картежной шайки атаман... — Азартные игры, хотя и были формально запрещены, но фактически являлись общераспространенным времяпровождением. Известия о крупных проигрышах и выигрышах составляли обычную тему разговоров в обществе.
Хотя обвинение в нечестной игре считалось тяжелейшим оскорблением, в обществе были известны люди, чья безупречность в этом отношении находилась под сильным и вполне оправданным подозрением, что не мешало им быть людьми, принятыми в порядочном обществе. К таким людям принадлежал и Ф. И. Толстой-Американец. Ср. в рассказах А. Н. Вульфа: «Где-то в Москве Пушкин встретился с Толстым за карточным столом. Была игра. Толстой передернул. Пушкин заметил ему это. „Да, я сам это знаю, — отвечал ему Толстой, — но не люблю, чтобы мне это замечали"» (Пушкин в воспоминаниях современников, 1. С. 413). Составление опытными и не всегда честными игроками «шайки» не низводило их в глазах общества на степень профессиональных шулеров. Ср. в «Пиковой даме»: «В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги» (VIII, 249).

11 — Отец семейства холостой... — Несмотря на иронический характер, это выражение являлось почти термином для обозначения владельца крепостного гарема и могло употребляться в нейтральном контексте. Ср.: «Алексей Степанович Лихарев <...> был холостяк, отец многочисленного семейства, состоявшего из двух матерей и целой толпы мальчиков и девочек, наполнявших дом. Он был очень честный и хороший человек...» (Селиванов. С. 109). Ср. об Иване Ивановиче в «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Н. В. Гоголя: «Детей у него не было. У Гапки есть дети и бегают часто по двору. Иван Иванович всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу».

13 — И даже честный человек... — Цитата из «Кандида» Вольтера («et meme devint honnete homme»). См.: Лернер. С. 77—78.

14 — Так исправляется наш век! — Цитата из начала IV песни поэмы Вольтера «Гражданская война в Женеве» («...combien le siecle se perfectionne»).


668

V, 2 — В нем злую храбрость выхвалял... — Бретер и дуэлянт Толстой-Американец гордился и военными заслугами: в 1812 г. он самовольно оставил калужскую деревню, «в которую сослан он был на житье», и явился на Бородинское поле: «Тут надел он солдатскую шинель, ходил с рядовыми на бой с неприятелем, отличился и получил Георгиевский крест 4-й степени». Ср. в сохраненной Вяземским застольной песне (Вяземский-2. С. 71).

4 — В пяти саженях попадал... — Сажень — три аршина, или 2,134 метра. Расстояние это — приблизительно около десяти шагов — было обычным для дуэлей (см. раздел «Дуэль», с. 533).

6 — Раз в настоящем упоеньи... — Игра слов: «упоенье битвы» — распространенный в литературе тех лет поэтизм (ср.: «Есть упоение в бою»... — «Пир во время чумы», VII, 180); здесь означает, что Зарецкий был пьян. Противоречие между выражением и содержанием порождает иронию.

8 — С коня калмыцкого сводясь... — Эти детали не имеют отношения к реальной биографии Толстого-Американца, который являлся Преображенским (т. е. гвардейским пехотным) офицером и никогда в плену не бывал.

9 — Как зюзя пьяный... — Выражение из «гусарского языка». Специфически «гвардейский язык», имевший, впрочем, характерные подразделения по родам войск и даже полкам, отличался особым синонимическим богатством в описании состояния и стадий опьянения. Так, П. А. Вяземский вспоминает о некоем Раевском, командире конногвардейского полка (не родственнике героя 1812 г.), который «был в некотором отношении лингвист, по крайней мере, обогатил гвардейский язык многими новыми словами и выражениями, которые долго были в ходу и в общем употреблении, например: „пропустить за галстук", „немного под шефе" (chauffe — разогретый), „фрамбуаз" (framboise — малиновый) и пр. Все это, по словотолкованию его, значило, что человек лишнее выпил, подгулял» (Вяземский-2. С. 110). Выражение «как зюзя» в поэзию ввел Д. В. Давыдов:
А завтра — черт возьми! — как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу; Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
(Давыдов. С. 104)

11 — Новейший Регул, чести бог... — Регул — римский полководец III в. до н. э. Имеется в виду легенда о том, что Регул, взятый карфагенянами в плен и отправленный ими с предложениями мира в Рим, советовал сенату продолжать войну, после чего добровольно вернулся в Карфаген, откуда был отпущен под честное слово и где его ожидала мучительная смерть.

13 — Чтоб каждым утром у Бери... ресторатор» (VI, 194). Примечание Я: «Парижский


669

VI, 14 — И на барьер поставить их. — См. с. 533.

VII, 9 — Под сень черемух и акаций... — ироническая реминисценция из стихотворения Батюшкова «Беседа муз»:
Пускай и в сединах, но с бодрою душой,
Беспечен, как дитя всегда беспечных Граций,
Он некогда придет вздохнуть в сени густой
Своих черемух и акации
(Батюшков К П Соч. Л , 1934. С 169)

12 — Капусту садит, как Гораций — Гораций (см. с. 587), удалившись после участия в гражданской войне в подаренное ему Меценатом имение, воспевал в стихах сельскую простоту жизни. «Сажать капусту» — франц. поговорка, означающая «вести сельскую жизнь». Ср.: «Отправившись „сажать капусту", по выражению первого герцога де Бирона, старый кирасир <...> хотел забыть о своем падении» (Бальзак О де Крестьяне // Собр. соч.: В 15 т. М., 1954. Т. 12. С. 316); «первый герцог де Бирон» — Шарль де Бирон (1562—1602) — маршал Франции.

VIII, 1—4 — Он был не глуп... — Создание образа умного, но безнравственного героя невозможно было бы с позиций, которыми руководствовался автор в первой главе. Под воздействием Союза Благоденствия П считал тогда, что ум и образование гарантируют и общественную прогрессивность, и высокую нравственность. Когда нравственность стала ассоциироваться с народностью, простотой и наивностью, сочетание ума и безнравственности сделалось художественно возможным, что изменило ценностные характеристики героев романа.
Показательно, что, когда, публикуя в «Сыне Отечества» послание «К Ч<аадаеву>», Н. И. Греч изменил строку, посвященную Ф. И. Толстому, «или философа, который в прежни лета Развратом изумил четыре части света» на «глупца философа», П протестовал: «Там напечатано глупца философа; зачем глупца? стихи относятся к Американцу Толстому, который вовсе не глупец» (XIII, 32). О восприятии сочетания ума и безнравственности как парадоксального ср. в записках К. А. Полевого о странном человеке, шеллингианце Шелихове: во время беседы «Шелихов вдруг воскликнул: „NN! ведь я знаю, что ты каналья, но я люблю тебя за то, что ты умен"» (в кн.: Полевой Н Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Л., <1934>. С. 196).

11 — Онегину, осклабя взор... — То есть улыбнувшись (в высоком стиле, употребленном здесь иронически).

IX, 2 — Короткий вызов иль картель... — См. с. 532.

8 — Сказал, что он всегда готов. — Последние слова выделены П как условная формула принятия вызова (см. с. 532).