Предыдущая Следующая
34
В несчастье — гордое терпенье, И в счастье — всем равно привет!1
Лицеисты первого выпуска, конечно, запомнили все стихотворение наизусть, и
каждая строка из него звучала для них как пароль. Пушкин дальнейшем несколько
раз пользовался этим стихотворением Дельвига имени как паролем, позволяющим
несколькими словами восстановить в сознании лицейских друзей атмосферу их
юности. В стихотворении «19 октября» (1825 посвященном лицейской годовщине, Пушкин,
обращаясь к моряку лицеист Ф. Ф. Матюшкину, находившемуся в кругосветном
путешествии, писал:
Ты простирал из-за моря нам руку, Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!» (II, 425)
Строки:
Судьба на вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас! —
слегка перефразированы Пушкиным, но лицеисты, конечно, их узнавали. Еще более
значим другой пример: известные строки из послания «В Сибирь»:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье (III, 49) —
были понятной отсылкой к тому же гимну Дельвига:
В несчастье — гордое терпенье.
То, что у Дельвига представляло дань общим местам элегического стиля,
заполнялось у Пушкина реальным содержанием. Переезд из Царского Села в
Петербург, где большинство лицеистов должно было вступить в службу —
гражданскую или военную, — элегическая «вечная разлука»; кругосветное
путешествие — реальная «долгая разлука»; «в несчастье — гордое терпенье» —
поэтическое общее место. «Гордое терпенье» «во глубине сибирских руд» звучало
совершенно иначе. У этих поэтических цитат было и скрытое значение. Читатели,
получившие в руки томик альманаха «Северные цветы на 1827 год», где было
напечатано стихотворение «19, октября», не могли знать, чьи слова вложил Пушкин
в уста своему другу моряку — это было понятно лишь лицеистам. Не
публиковавшееся при жизни послание «В Сибирь» обошло всю декабристскую каторгу
и известно было далеко за ее пределами, но «вкус» строки о «гордом терпенья»
был до конца понятен только лицеистам — в частности Пущину и узнавшему
стихотворение значительно позже Кюхельбекеру.
Так Лицей становился в сознании Пушкина идеальным царством дружбы, а лицейские
друзья — идеальной аудиторией его поэзии.
Отношения Пушкина с товарищами, как уже говорилось, складывались не просто.
Даже самые доброжелательные из них не могли в дальнейшем не упомянуть его
глубокой ранимости, легко переходившей в дерзкое и вызывающее поведение. И. И.
Пущин вспоминал: «Пушкин, с самого начала, был
______________________
1 Дельвиг А . А. Полн. собр. стихотворений. Л., [1934]. С. 286—287. Предыдущая Следующая
|