Предыдущая Следующая
386
вынужден
был жениться на нелюбимой и некрасивой Екатерине Гончаровой. Теперь надо было
выпутываться из жалкого и смешного положения, доказывая, что то ли Дантес давно
был влюблен в свою невесту, то ли что он жертвовал собой ради репутации Натальи
Николаевны. Чтобы поддержать вторую версию, он продолжал демонстративные и
скандально подчеркнутые ухаживания за женой поэта (уже в то время, когда, по А.
А. Ахматовой, он ее ненавидел). Побуждения были другие, но стремление к
общественной дискредитации Натальи Николаевны ради своих видов оставалось.
Только понимая тактику Геккернов, разгаданную Пушкиным, но оставшуюся
совершенно вне понимания Натальи Николаевны, верившей в «возвышенную страсть»,
можно объяснить поведение Пушкина. Если бы он столкнулся с подлинной и
искренней влюбленностью, реакция его была бы иной. Современники считали, что им
движет ревность, — им двигало отвращение.
Пушкин защищал свой Дом, свою святыню, на которой основано «самостоянье
человека», от низости, коварства и разврата. Дантес руководствовался
тривиальными и стереотипными приемами обольщения. Во французской «науке страсти
нежной» было понятие «ширма» (Гесгап). Позже Поль Бурже в специальном очерке в
книге «Запутанности чувств» писал: «Женщина-ширма — этой мнимый идол,
бессознательный участник беззаконных интриг»1. Пользоваться женщиной-ширмой для
прикрытия интриг и разврата было излюбленным приемом Дантеса. Как после
ноябрьского кризиса он использовал Екатерину Гончарову в качестве ширмы, ни на
минуту не останавливаясь перед соображениями морали или порядочности (они ему
казались смешны), так и в Наталье Николаевне он видел лишь ширму. А она
простодушно (она вообще была очень доверчива) верила в «возвышенную страсть»,
жалела «бедного Дантеса» (так называть его стало принято в кругу молодых
Карамзиных) и, бесспорно, чувствовала себя польщенной, став предметом такого
пламенного чувства. Пушкин все это понимал.
Слепень, жалящий прикованного Прометея, превращает его существование в
трагедию. Но разорвите ему путы, и сразу станет ясно, кто такой Прометей и что
такое слепень. Трагедия Пушкина была в том, что он был скован, а не в
назойливости домогательств случайного авантюриста. Дуэлью поэт разорвал путы.
Но вернемся к книге С. Л. Абрамович. Страницы ее пестрят именами: друзья и
враги поэта, особы императорского дома и молодые Карамзины, близкие люди и
случайные наблюдатели появляются перед нами с тем, чтобы дать свои показания в
посмертном процессе по делу о дуэли. Но герой у книги один. Герой этот —
Пушкин: его безграничное доверие к жене, рыцарская готовность защищать ее
честь, его прозорливость и твердость, желание жить по законам чести или
умереть, ее защищая, делают его героем в полном смысле слова. К этому можно
было бы добавить, что защита своего человеческого достоинства, чести своей
жены, своей чести, права самому определять законы своего существования, а не
подчиняться ни требованиям света, ни желаниям Зимнего дворца, делают
предсмертную борьбу Пушкина подвигом благородной души,
______________________
1 Bourgel P. Complications Sentimentales. Paris, 1898. Р. 9. Предыдущая Следующая
|