Виктор Гюго был свидетелем трех буржуазно-демократических революций, франко-прусской войны, Парижской коммуны, многих

7

других важнейших политических событий в истории своей страны, и эти события часто становились темой его стихов. Он был, как мы бы сейчас сказали, публицистическим поэтом, а после революции 1848 года и впрямую участвовал в политической жизни. Гюго-политику пристрастие к риторике, в общем, вредило; в его либерально-демократической публицистике за красноречием и патетикой скрывался поверхностный, несостоятельный анализ политических процессов, за что ее и критиковали К. Маркс и П. Лафарг. Зато риторика была «на своем месте» в политической лирике Гюго, где поэт судит о своей современности с точки зрения своего рода рыцарского морального кодекса. Конкретная интерпретация этого кодекса, утверждающего верность долгу и защиту слабых, у Гюго менялась, и существенно, так что некоторые его стихи даже прямо противоречат друг другу. В юности ему казались идеальными рыцарями долга роялисты, сохранившие в годы Великой французской революции верность своему монарху; потом место дворянской чести заняла в его сознании честь национальная, память о героических победах французских войск под командованием революционных генералов, а затем и под водительством Наполеона I (миф о Наполеоне причудливо преломлен, например, в стихотворении «Бунаберды»); и наконец, по мере развития в стране революционных событий, все большее значение стала обретать для поэта честь народа, унижаемого социальным гнетом, но в критические моменты своей жизни подобного бушующему океану («Народу»), способного и на мщение, и на самопожертвование.

В одном из самых знаменитых, хрестоматийных стихотворений Гюго «За баррикадами, на улице пустой...» речь идет о трагических днях разгрома Парижской коммуны; сюжет— нравственное противоборство пленного мальчика-коммунара и версальского офицера. Отпуская под честное слово ожидающего смерти пленника (кто же поверит, что он вернется?), офицер думал добиться большего, чем расстрелом, — уничтожить его морально, оставить в живых как труса, малодушной уловкой выклянчившего себе спасение. Но мальчик, верный своему слову, мужественно возвращается к месту казни,