Строй башен, строгий ряд гранитных нзваяинй —

С подошвами в морях, с вершинами в тумане.

Иные высились и там — по городам,

Где нынче слышался живых тревожный гам,

И с древности глухой и по сегодня зрнмо

Являлись мне черты трехъярусного Рима*;

Когда же, сообща подъемли голос свой,

Живые города гудели, как прибой,

Народным ропотом иль поступью военной, —

Былые города, молчальники вселенной, —

Нн звука в глубине н ни дымка извне, —

Что ульн без роев, коснелн в мертвом сне.

Я слушал. Гул вставал. То — мертвецы без счета,

Тех городов жнльцы, стремясь открыть ворота,

Живым подобные, толпой угрюмой шли

В тяжелой, по ветру клубящейся пыля.

72

От башен, пирамид, и арок, и пилонов

Сходил я к таинствам дреннейших Вавилонов,

Я видел Карфаген*, Тир*, Фивы * и Сион-—

Марш нескончаемый народов и племен.

И вот и обнял все: лнк древности — и вместе

Лик настоящего; пропавшие без вести

Дни прошлые — и те, каким цвести черед;

Был весь, как на духу, людской песметный род.

Все, разом говоря, там жаждало огласки:

Этруск Эвандра*, с ним Орфеевы пеласги *,

Колосс египетский, Ирмнна* письмена

И Новый Свет, чья речь настолько же темна.

Но, милые друзья, едва ля на холсте и

Изобразить бы смог мечты моей затеи:

То зданье грузное, хаос пространств и лет,

И тружеников тех, чей несмываем след,

Чей неустанен труд, размеренный н строгий,

Кто вверх взбираются, скрестив свои дороги,

И, речи заводя, друг друга не поймут;

И, как потерянный, блуждая там н тут,

У встречных и искал ответа исступленно

На лестницах крутых колосса-Вавилона*.

Так, в мрачной грезе той, средь сонма диких див,

Вся ночь безумная прошла, мой дух смутив.

В краях, куда ничье не проникало око,

Где без числа людей, где море тьмы глубокой,

Все было тайн полно... Лишь некнй вздох порой,

Взметнувшись для того, чтобы в дали глухой

Мне скопнща людей представить вековые,

Из тьмы выхватывал прорывы световые, —

Так ветер бороздит равнины хмурых вод

Иль на разлив хлебов волнистый след кладет.

Внезапно мрак возрос, глубокий, как в могиле,