«Я на дне пропасти, — жаловалась Камилла. — Я живу в мире до того удивительном, до того странном. Эта история — кошмар сна, каким была вся моя жизнь». Она словно падала вниз, всё чаще в голове мелькали мысли о том, что её возлюбленный насмехался над ней, использовал её идеи, талант, чтобы за счёт неё прийти к вершинам славы.

Навязчивые мысли усугублялись сильнейшими депрессиями, и иногда бедная женщина не выходила на улицу по несколько недель. Еду ей приносили друзья и просовывали под дверь. А Камилла лепила фигуры и потом разбивала их на мелкие куски. Вся её квартира превратилась в свалку, где среди хлама и осколков глины она сидела и смотрела куда-то вдаль. Часто тишину в доме нарушали приступы сильнейших истерик. В гневе она писала своему другу о Родене: «Я не позволю и дальше делать из меня посмешище этому мошеннику, этому двуличному человеку, для него первое удовольствие издеваться над людьми!!!»

С начала 1905 года её подозрения превратились в настоящий психоз. Анри Аслен, её друг и натурщик, вспоминал один из дней этого года: «Дверь мне открыли лишь после долгих переговоров; наконец передо мной предстала Камилла, мрачная, растрёпанная, дрожащая от страха и вооружённая палкой от метлы, утыканной гвоздями. Она сказала мне: „Сегодня ночью двое мужчин пытались взломать окно. Я их узнала: это итальянские натурщики Родена. Он приказал им меня убить. Я ему мешаю: он хочет избавиться от меня“».

А ещё через четыре года её брат Поль Клодель, который к тому времени уже стал известным поэтом и всерьёз занимался политикой, после одного из визитов к сестре вспоминал в своём дневнике: «Безумная Камилла — огромная и чумазая, без умолку говорящая монотонным металлическим голосом». К тому же она посылала брату гневные письма: «Теперь я его поймала. Негодяй всяческими способами прибирает к рукам все мои скульптуры и раздаёт своим дружкам — модным художникам, а они его за это осыпают наградами и аплодисментами».