Каролине было тогда сорок три года. Папа дал разрешение, и венчание было назначено на 22 октября 1861 года. Но за несколько недель до церемонии к влюблённым пришла бумага из Ватикана, в которой было настойчиво потребовано вернуть акты о разводе с князем Сайн-Витгенштейном. Не объясняя причин, папа счёл необходимым отозвать своё разрешение. Но отчаяние невесты было недолгим: вскоре скончался её муж, и Каролина, наконец, стала свободной. Казалось, ничего больше не мешало влюблённым соединить свои судьбы законным браком. Однако произошло то, что до сих пор не могут понять потомки: Лист постригся в монахи. Почему он совершил это, так и осталось загадкой.

«Какие чувства испытал я, прощаясь с Веймаром! — признавался Лист Каролине. — Каждая комната, каждая вещь и даже тропинки парка — всё напоминало мне о Вашей Любви, без которой я не мог бы существовать. Со слезами оставил я дом, в котором много лет подряд Вы неустанно творили добро, указывая мне на самое прекрасное…»

Считается, что именно княгиня была инициатором отречения гения от мирской жизни и сподвигла Листа на пострижение в монахи, дабы тот полностью посвятил остаток своей жизни молитвам и сочинениям исключительно духовной музыки. 25 апреля 1865 года Ференц Лист стал аббатом. Его церковь дель-Розарио часто навещали высокопоставленные гости, аристократы и знатные чиновники, а также папа Пий IX. Музыкант, принявший духовный сан, казался диковинкой.

Каролина также ушла из мирской жизни, посвятив себя церкви, совсем недавно причинившей ей слишком сильную обиду. Облачившись в рясу монахини, бывшая возлюбленная великого композитора очень скоро сменила чёрную одежду на ярко-красную мантию кардинала — случай в Ватикане необыкновенный.

Она продолжала писать книги, усердно работать. Но спустя два года вдруг ощутила отчаяние и тоску, поняв, что совершила со своей жизнью и с жизнью любимого человека непростительную, роковую ошибку. В немыслимых страданиях, жалея о своём поступке, она писала Листу: «Я постоянно думаю, что не сделала ничего хорошего, когда способствовала тому, чтобы Вы вступили на этот путь». И через некоторое время опять восклицала в очередном письме: «Господь наградил Вас гением! Я любила этот гений! Что же я делаю теперь, когда побуждаю Вас быть прикованным к Риму?»