Боролся, бушевал — и одолел врага.

Чисты, как поцелуй, омыты берега.

Отныне жизнь и свет владычнть будут в мире,

Развеяв ненависть по пробужденной шири,

Умершие к живым взывают из могил:

«Любите, радуйтесь! Навек вас полюбил

Простор, вселенскою душой обожествленный,

Сквозь сумрак губы вам подставил он, влюбленный!»

Тысячегрудое простерлось существо,

В морщииы, в борозды, в сердечный жар его

Ложатся семеиа возвышенного сева,

Кругом разлит покой — ни зависти, ии гнева!

В дорожной трещине трепещет стебелек,

Вот-вот проклюнутся птенцы, и недалек

Широколиственный призыв поры рассветной.

В неясный этот час нам слышится приветный,

Трудолюбивый гам проснувшихся людей,

И дробный стук копыт, и ржанье лошадей,

И скрип дверных петель, и первый шум рабочий,

И бегство ветерка от бессловесной ночи.

Воробушек снует, смешной отваги полн,

У ласковых иа вид, неимоверных воли;

Кружится мошкара, с орлом играет пена,

За плугом труженик шагает и степенно

Для будущих, ржаных поэм линует лист;

Там запах от костра рыбацкого смолист,

Там сновидение слепящей стало зыбью,

Там перья облаков цепляются за рыбью

Густую чешую прибрежных бурунов,

Там золотистый луч высок и вечно нов:

139

С порога дома он скользнул по колыбели. Коснулся матери — и вмиг поголубели Поля, и океан, н придорожный крест! До самых мрачных бездн, до сокровенных мест Добрался сын зари, светясь на дне глубоком. Спокойна, счастлива земля. Под божьим оком.

Легенда веков 1859—1883

СОВЕСТЬ*

Собрав всклокоченных детей, одетых в шкуры.

Сквозь бурю н грозу, косматый н понурый,

Брел Канн, трепеща пред гневом Иеговы.

Когда спустилась ночь на скалы и на рвы.

Остановился он над пропастью у края.

Жена н сыновья, без сил, изнемогая.

Сказали: «Ляжем здесь на землю и уснем».

Он не уснул: сидел и думал об одном.

Вдруг, голову подняв, раскрытое широко

Он в небе гробовом, во тьме, увидел око.

Что зорко на него глядело межд) скал.

«Мы мало отошли», — он, задрожав, сказал.