Меча иа берег вал, как бы металл меча;

Он Афродите гимн поет, ей вслед плеща;

Его огромный Диск, его лазурь густая

Полиочных звезд полны, как зеркало блистая;

В нем сила грубая, но нежность в ней сквозит;

Он, расколов утес, травинку пощадит;

Как ты, к вершинам он порою пеной пряиет;

Но ои — заметь, народ! — вовеки ие обманет

Того, кто с берега, задумчив и пытлив.

Глядит в него и ждет, чтоб начался прилив.

123

* * *

Гремите ночь и день, о трубы мысли гневной! *

Когда Исус Навин, мечтатель, в зной полдневный

Вкруг вражьей крепости народ свой вел, пророк.

Ел у предшествовал трубящий грозно рог.

Раз обошли, и царь согнул от смеха спину;

Еще обход, и он велел сказать Навниу:

«Ты, что же, думаешь мой город ветром сдуть?»

При третьем шествии возглавил трудный путь

И трубам и бойцам святой ковчег Завета, —

И дети магые сошлись плевать иа это,

В свистульки детские насмешливо свистя.

К четвертому — пришли, уборами блестя,

И сели женщины меж древними зубцами.

Крутя веретено проворными руками.

Швыряя камешки в Ароновых сынов*.

На пятом шествии со стеи раздался рев

Безногих и слепых, желавших рог упорный

Послушать со стены, с ее громады черной.

Шестой замкнулся круг, и на крутой гранит

Столпа дозорного, что с громом говорит

И гнезда орлий таит среди карнизов,

Царь нышел, хохоча, и кинул сверху вызов:

«Евреи, вижу я, лихие трубачи!»

И старцы вкруг него смеялись, как сычи:

Вчера трусливые, оии спокойны ныне.

Седьмой сомкнулся круг — и рухиули твердыни-

* * *

Поэту надлежит, любя лазурь и тень.

Душою трепетной, сияющей как день.

Всех за собой ведя, гоня от всех сомненье, —

Певцу чудесному, чье жаждут слышать пенье

Мечтатель, женщина, любовник н мудрец, —

Быть яростным подчас и грозным наконец.

Когда порой мечтать над книгой вам случится,

В которой все пьяннт, ласкает и лучится,

В которой для души найдется всюду мед

И каждый уголок сиянье неба шлет;

Среди поэзии высокой и смиренной,

В священной тишине, где взрос цветок бесценный.