Хранит меня от горьких бредней,

И ничего не страшно мне

Припомнить, – даже день последний.

Август 1916, Песочная бухта

* * *

Почернел, искривился бревенчатый мост,

И стоят лопухи в человеческий рост,

И крапивы дремучей поют леса,

Что по ним не пройдет, не блеснет коса.

Вечерами над озером слышен вздох,

И по стенам расползся корявый мох.

Я встречала там

Двадцать первый год.

Сладок был устам

Черный душный мед.

Сучья рвали мне

Платья белый шелк,

На кривой сосне

Соловей не молк.

На условный крик

Выйдет из норы,

Словно леший дик,

А нежней сестры.

На гору бегом,

Через речку вплавь,

Да зато потом

Не скажу: оставь.

1917

* * *

Всё отнято: и сила, и любовь.

В немилый город брошенное тело

Не радо солнцу. Чувствую, что кровь

Во мне уже совсем похолодела.

Веселой Музы нрав не узнаю:

Она глядит и слова не проронит,

А голову в веночке темном клонит,

Изнеможенная, на грудь мою.

И только совесть с каждым днем страшней

Беснуется: великой хочет дани.

Закрыв лицо, я отвечала ей…

Но больше нет ни слез, ни оправданий.

24 октября 1916, Севастополь

ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ

Н. В. Н.

Уже кленовые листы

На пруд слетают лебединый,

И окровавлены кусты

Неспешно зреющей рябины,

И ослепительно стройна,

Поджав незябнущие ноги,

На камне северном она

Сидит и смотрит на дороги.

Я чувствовала смутный страх

Пред этой девушкой воспетой.

Играли на ее плечах

Лучи скудеющего света.

И как могла я ей простить

Восторг твоей хвалы влюбленной.

Смотри, ей весело грустить,

Такой нарядно обнаженной.

Октябрь 1916, Севастополь

* * *

Вновь подарен мне дремотой

Наш последний звездный рай

Город чистых водометов,

Золотой Бахчисарай.

Там за пестрою оградой,

У задумчивой воды,

Вспоминали мы с отрадой

Царскосельские сады

И орла Екатерины

Вдруг узнали – это тот!

Он слетел на дно долины

С пышных бронзовых ворот.

Чтобы песнь прощальной боли